— Стас… — тихий шепот малышки после громких вскриков едва не прошел мимо ушей, однако я услышал его, слегка приподнимаясь над ней и смотря в любимые, до боли родные глаза. — Обещай, что больше не оставишь меня, — во взгляде моей девочки виднелась мольба, несмотря на удовольствие. Да, возможно, время не совсем подходящее, но она бы не произнесла ни слова, если бы смогла подождать чуть дольше.

— Никогда. Больше никогда не оставлю, малышка, — а я не видел смысла тянуть правду. Я не врал, когда давал обещания, наблюдая, за удовлетворенным взглядом ярких зеленых глаз. Не врал, потому что люблю ее. Я совершил множество ошибок, но понял одну простую истину.

Мы друг без друга никто…

Во время нашего соития Вика никогда не казалась мне школьницей или неопытной девушкой. Да, она не секс-богиня, но и не смущалась при виде полового члена, что несказанно радовало. Порой она сама подкрадывалась ко мне со спины, царапая пальцами кожу, опускалась все ниже, заходя за линию пупка. Она была женщиной. Настоящей женщиной, которую хотелось закинуть на спину и засадить как можно глубже. Да и она не особо сопротивлялась таким порывам. Порывам нашей страсти, которую в принципе невозможно обуздать. А кто-то пытался? О, нет! В этом не было необходимости. Я уже давно смирился со своей тягой к этой девчонке, а она никогда не сопротивлялась чувствам, открываясь мне каждый раз с новой стороны. За это я ее и любил. За ее открытость мне, а не кому-либо другому. За искренность, за заботу в столь раннем возрасте. За чувства, которые она во мне вызывала. Мне уже давно плевать, что Вика является моей ученицей, отношения с которой приходится скрывать, не выходя из дома в людные места, плевать на дотошную историчку, пытающуюся разрушить мое счастье. Плевать. Главное, что моя малышка сейчас рядом со мной. Подо мной. Извивается от моих движений. И я этому рад. Рад нашему необычному перемирию в машине, рад целовать ее губы, ласкать желанное тело. Потому что она принадлежит только мне. Я больше никуда ее не отпущу, стану ебучим эгоистом, подонком и совратителем. Но не отпущу.

Никогда.

Всю ночь я изучал прекрасное тело любимой до мельчайших деталей, наблюдал за реакцией на ту или иную ласку, прикасался к тем местам, которые были скрыты от меня в салоне автомобиля. У нас в распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы перепробовать множество позиций, локаций, наслаждаясь друг другом до умопомрачения. Я имел удовольствие несколько раз за эту ночь наблюдать за выражением прекрасного лица во время оргазма, давал возможность моей малышке самой доминировать надо мной, прикасаться к моему телу с таким же трепетом и внимательностью к каждому участку кожи, как и я до этого. Только под утро, когда солнце начало медленно восходить с линии горизонта, мы остановили наш безграничный марафон.

Я уснул на ее аккуратных и красивых бедрах, чувствуя, как живот периодически поднимается, наполняясь кислородом. Обнимая и лаская рукой ее хрупкую ножку, улыбаясь, словно мальчишка. Будто впервые в жизни переспал с представительницей прекрасного пола. Хотя в какой-то степени так оно и было. Только эта представительница не какая-нибудь баба из клуба, готовая отдаться на пару порций «Мохито», а моя маленькая девочка, которую я любил всю ночь, не жалея о своем поступке. И она не жалела. Я убедился в этом окончательно, когда во сне она произнесла слова любви. Мне. Ты бесподобна малышка. Ты одна такая. Красивая. Нежная. Изумительная.

Любимая…

Ты только моя. И я буду любить тебя всегда…

Глава 23: в чем тут правда

Наше время.

Утро началось так же уныло, как и раньше, хотя через мгновения, узрев на планшете фотографию сонной, до боли знакомой брюнетки, мое настроение отличилось. Внутри появилось какое-то тепло, которое я не чувствовал раньше, нежность, таившаяся где-то глубоко в душе, стоило мне взглянуть на одну из фотографий улыбающейся и счастливой девушки. Эти ощущения давали мне стимул двигаться дальше, уделять больше времени физиотерапии, несмотря на скорое окончание курса. Так я быстрее выйду отсюда и начну полноценную жизнь вне стен больницы, где со мной сюсюкались, словно с маленьким ребенком. А главное, я хотел найти ответы на вчерашние вопросы, которые так и оставались под строжайшим секретом окружающих меня людей. Только от кого? От меня? Но почему? В чем причина такого поведения? Являлась ли это ложь во благо или наоборот — во вред? Этого знать я не мог.

Мне казалось странным, что все вокруг скрывали от меня Вику как таковую. Мыслей по этому поводу оказалось не так много, как я предполагал. Либо все знали и скрывали от меня эту тайну, либо в прошлом ото всех скрывал ее сам. Наверное, я бы предпочел придерживаться второго варианта, однако в таком случае логичность отпадала напрочь. Иначе мать не казалась бы мне столь скрытной и отстраненной, как только я поднимал тему Вики и ее существования в моей жизни, иначе отец не давал бы мне пищу для размышлений каждый раз по приходу в палату. Иначе Костян не скрыл бы от меня правду и рассказал все сразу, не утаив подробности моей связи с ученицей Викторией Сафроновой. А я спрашивал о ней, интересовался, какую роль она играла в моей прошлой жизни.

«Она просто твоя ученица».

Сука!

Этот факт злил гораздо больше, чем родительский надзор, ведь мы с Костяном преодолели многое. Мы ссорились и мирились, спорили и приходили к соглашению, но никогда в жизни не утаивали друг от друга правду, даже если она не сулила ничего хорошего. Потому что это подло. Не по-дружески. Возможно, между нами встряла какая-то черная кошка, и сейчас он в отместку лишь подкидывал мне загадки? Этого я не знал. Точнее не так — не помнил.

Этот день проходил как обычно: процедуры — физиотерапия — снова процедуры и так по кругу, пока не устану от нагрузки и не завалюсь спать без задних мыслей, однако фотографию моей малышки — именно так я называл ее раньше — включить перед этим не забыл. Она являлась моим стимулом, моим талисманом. Моим ориентиром в настоящем времени, где я не находил себя. А удастся ли? Хотелось на это надеяться.

Сегодня меня никто не навестил, но это даже к лучшему. Вряд ли я смог бы сдержаться и не расспросить родных о Вике. Я не получил бы ответы на свои вопросы, которые так и оставались открытыми. Надо сказать в течение нескольких утомительно одинаковых дней, за исключением выходных, их скопилось чуть больше, чем было до этого, но главный оставался в первенстве в вымышленном списке.

Почему она ни разу не напомнила о себе?

Именно этот вопрос интересовал меня больше других даже после того, как я вспомнил практически все детали наших отношений. Как я познакомился с ней, чуть не сбив на пешеходом переходе в первый официальный рабочий день, как наша неприязнь переросла в симпатию после прогулки в парке Горького, как я бегал от нее, стараясь заглушить свои чувства, и как мы затем, сдавшись, начали строить отношения, наплевав на общественное мнение.

Я вспомнил, как любил ее…

Эти моменты, прожитые год назад, некоторое время до следующего приема у психотерапевта служили мне мотивацией двигаться дальше, больше работать над собой, дабы вернуться поскорее домой, больше уделять время своему прошлому, стараясь выстроить хотя бы логическую цепочку тех или иных произошедших событий. Больше я не задавался вопросом о своей адекватности, не интересовался, где же был здравый смысл, когда я подумал о Вике не как об ученице, а как о привлекательной девушке, к которой меня неимоверно тянуло мощными магнитами. Все это уже в прошлом и вряд ли можно что-то изменить. А пытался ли я? В прошлом — да, но сейчас я в принципе на это не способен. Мне нечего менять, ибо многое оставалось загадкой. Хоть я и вспомнил основную часть утерянной жизни, однако некоторые пробелы не оставляли меня в покое даже на приеме у психотерапевта, к которому я пришел на днях в назначенный час с хорошими для него новостями.

— Вы молодец, Станислав. Своевременно выполняете мои задания, — похвалил меня херр Нейфельд, однако я не ощущал какого-то превосходства, наоборот некую досаду и беспомощность. Или это просто-напросто иллюзия, которой я намеренно придерживаюсь?